Скупой на воспоминания Жуков однажды поведал давнюю фронтовую историю своему коллеге по писательскому цеху Виталию Сердюку: «Северо-Западный фронт. Завязли мы в болотах. Народ измучен. Подвоза нет, есть нечего, боеприпасов мало: на человека приходилось по 10 – 12 патронов. Вот командование полка и бросило клич: кто хочет добровольцем? Танков было 3, и формировать стали 3 группы. Подумал я: чем погибать тут, в болотах, чиряками покрываться, уж лучше попробовать прорваться. Либо грудь в крестах, либо голова в кустах. Со мной еще человек 8. Сейчас даже лиц не помню, ночь была. На каждого пришлось по 2 противотанковые гранаты. Больше не было. Взяли 2 станковых пулемета, ну и ножи, конечно. Немцы пролопушили нас, поздно обнаружили. Стали пускать осветительные ракеты, когда мы уже начали их забрасывать гранатами...». За тот ночной штурм Жуков был представлен к ордену Красного Знамени. Да только документы те то ли затерялись, то ли что-то другое... «Так и не получил он тогда ордена», - с горечью заключил Сердюк. Вот такова она - окопная правда поэта-фронтовика Владимира Жукова.
Про медаль
Шестьсот шестьдесят первый полк стрелковый
Остался где-то на передовой.
А ты хоть битый, но живой
Чуть не плывёшь к Владею от Лычкова…
…почти весь март лежал в болоте полк,
Раз десять поднимался - и ни с места…
Кинжальный пулемётный перещёлк
Пехоту опрокидывал как тесто.
По телу сплошь фурункулы пошли,
С едой - беда, на пересчет патроны.
И надо вылезать из обороны,
Покуда держат на земле мослы.
И вот однажды, без высоких слов,
из-под склонённых артобстрелом сосен
Сам комполка к нам вышел. Сердюков.
Расположив душевно, вызов бросил.
Тут и не надо громко говорить!
Охотники нашлись… А я возглавил.
Не думал ни о смерти, ни о славе,
Но фрицев надо было раздавить.
Нам влез в печёнки тот бессмертный дот,
В условиях местных - стал важней Берлина…
Снежок весенний по глазам сечёт,
Заупокойно чавкает трясина.
У каждого кинжал и автомат,
слегка на взводе каждый и в ударе.
Одних противотанковым гранат,
Что наскребли в полку для нас, - по паре.
Ползём себе как можем в темноте,
Пока ракета не взлетит, сгорая.
А пулемёт шарахнет по воде -
У трупов мертвецами замираем.
Договорившись свято выполнять
Из заповедей смертников - любую,
Ползём себе…
А наскочил на пулю, -
Лежать, молчать, живых не объявлять.
И всё-таки нас выдал чей-то стон,
Должно быть, не осилил боли кто-то.
И трескотня пошла со всех сторон.
Но кто в живых -
Уже в живых у дота.
Как гром, противотанковая рвёт,
«лимонкой» освящённая для звона.
Огнём и кровью захлебнулся дот,
Пять унтеров -
всего и гарнизона…
…За дальней далью тот далёкий год
И те, кто пал или от ран не выжил.
- А полк?..
- А полк продвинулся вперёд
- И на заре к реке какой-то вышел. -
- Подробности затушевала даль,
- Но к главному - не пристегнул ни слова.
- - Послушай-ка,
- А где же та медаль?..
- - А всё ещё в дороге от Лыкова.
1947, 1977
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы отправлять комментарии
- 595 просмотров